Архив интернет-конкурса

Может быть, ни ты и ни я,
А незнамый раненый зверь
Душу обернул в инея,
Вытолкав за теплую дверь…
Глаз твоих упрек и укор…
Слов твоих обида и боль…
Что ж мы все да наперекор
В раны щедро белую соль…

В сердце притаилась змея,
Злая во сто крат во хмелю,
Превратила в крик воронья
Серенаду лунную…

Серый, едва выпавший снег…
Серой пахнет рваное небо…
В небыль – мой стремительный бег,
Мой отчаянный бег от бессильного гнева.

Может быть, ни ты и ни я,
Может, это кто-то другой,
Злобы и тоски не тая,
Переборонил нас с тобой…
Раны на душе, на челе,
Не зашить, не переплести,
И теперь, хоть лей, хоть не лей,
Да елеем нас не спасти…

В сердце затаилась змея –
Трехпудовый камень ко дну…
Ты уже не слышишь меня,
Не целую я тишину…

Серый, едва выпавший снег…
Серой пахнет рваное небо…
В небыль – мой стремительный бег,
Мой отчаянный бег от бессильного гнева.

Я решаю простые сложности и как прежде стараюсь жить
Я страдаю от невозможности что-нибудь за себя решить
Ночь прошла и заря беспечная загляделась в мое окно
Повторяется тема вечная – все давно решено.
Ночь прошла и заря беспечная загляделась в мое окно
Повторяется тема вечная – все давно решено.

Решено впопыхах да в скорости но до этого самого дня
Не по честному, не по совести все решается без меня
Ночь прошла и заря беспечная загляделась в мое окно
Повторяется тема вечная – все давно решено.
Ночь прошла и заря беспечная загляделась в мое окно
Повторяется тема вечная – все давно решено.

Все уже решено.
Все без нас решено.

День февральский – лик зимы всепрощенческий,
Солнце скачет в облаках разухабисто,
Солнце жарит по глазам по-есенински,
И душа моя легка и покладиста…

Нынче ей не до несправедливого
В ожидании ласки и нежности.
И иду я походкой счастливою
К ясноглазой своей неизбежности!

И словно восемнадцать лет –
Запах трав и ягод вкус лесных!
Сменив синиц на журавлей,
Лечу к тебе в предчувствии весны!
И словно восемнадцать лет –
Запах трав и ягод вкус лесных!
Сменив синиц на журавлей,
Лечу к тебе в предчувствии весны!

Встретишь ты, поцелуешь неистово,
И пойдем по тропиночкам, тающим
В день февральский от солнца игристого,
Открываясь весне наступающей!

Открываясь беспечности юности,
Предвкушая тепло настоящее,
Оставляя тоске семиструнности
Мое прошлое, впрочем, пропащее!

И снова восемнадцать лет –
Запах трав и ягод вкус лесных!
Сменив синиц на журавлей,
Лечу к тебе в предчувствии весны!
И снова восемнадцать лет –
Запах трав и ягод вкус лесных!
Сменив синиц на журавлей,
Лечу к тебе в предчувствии весны!

Мне нельзя умирать. Я еще не увидел Тибет.
Я еще не осмелился утром накинуть рюкзак
И уйти по горам, сквозь дожди пробираясь к тебе.
Я еще этим небом совсем не насытил глаза.

Было всякое с нами. И горя тяжёлая тень,
И вокзальной тоски безнадежно звенящая песнь.
Были майские грозы и льющийся хохот детей.
И сосновый лесок, на рассвете светящийся весь.

Были вечные горы и моря небесная гладь.
Были сотни дорог, были станции и берега.
Были люди. Десятки счастливых сияющих глаз.
И улыбки такие, которыми топят снега.

Было сладко бродить по проспектам и тропам лесным.
И уютно сиделось на пристани. Даже без слов.
Было радостно жить. В ожидании новой весны
Было все по плечу. И ложилось на ветер крыло.

Но еще не качало меня на Тибетском ветру.
Но еще не слепило меня той нездешней звездой.
Мне нельзя умирать. Ну а если я завтра умру,
То не стану жалеть ни о чём, что случилось со мной.

Дождь (автор - Николай Заболоцкий )

В тумане облачных развалин
Встречая утренний рассвет,
Он был почти нематериален
И в формы жизни не одет.

Зародыш, выкормленный тучей,
Он волновался, он кипел,
И вдруг, веселый и могучий,
Ударил в струны и запел.

И засияла вся дубрава
Молниеносным блеском слез,
И листья каждого сустава
Зашевелились у берез.

Натянут тысячами нитей
Меж хмурым небом и землей,
Ворвался он в поток событий,
Повиснув книзу головой.

Он падал издали, с наклоном
В седые скопища дубрав.
И вся земля могучим лоном
Его пила, затрепетав.

— Что ты видишь во взоре моем,
В этом бледно-мерцающем взоре? —
Я в нем вижу глубокое море
С потонувшим большим кораблем.

Тот корабль… величавей, смелее
Не видали над бездной морской.
Колыхались высокие реи,
Трепетала вода за кормой.

И летучие странные рыбы
Покидали подводный предел
И бросали на воздух изгибы
Изумрудно-блистающих тел.

Ты стояла на дальнем утесе,
Ты смотрела, звала и ждала,
Ты в последнем веселом матросе
Огневое стремленье зажгла.

И никто никогда не узнает
О безумной, предсмертной борьбе
И о том, где теперь отдыхает
Тот корабль, что стремился к тебе.

И зачем эти тонкие руки
Жемчугами прорезали тьму,
Точно ласточки с песней разлуки,
Точно сны, улетая к нему.

Только тот, кто с тобою, царица,
Только тот вспоминает о нем,
И его голубая гробница
В затуманенном взоре твоем.

Яркий, тёплый лучик света посреди ненастья -
Это тихий звон браслетов на её запястьях,
Это нежный бархат кожи спелых абрикосов,
Это длинные, до пяток, смоляные косы.
Запах роз неуловимый появлялся с нею,
Улыбнётся мне - и снова я от счастья млею.
Легче бабочки весенней, стройная, как туя,
Бесконечно я глядел бы как она танцует.

Кроны тутовых деревьев от жары укрыли,
Целовал её, и будто я парил на крыльях,
Моё сердце утонуло в омутах-колодцах,
В плен взяла меня любовь - да мне ли с неё бороться?
Он не вечно лету длиться, ходит следом горе,
Я бессилен оказался перед чёрным мором.
Больше нет моей прекрасной, сердца больше нету,
Одиноко я скитаюсь дервишем по свету...

Запах роз неуловимый я вдыхал когда-то,
Миновало наше лето, нет ему возврата.
В прошлом всё, остались только отголоски счастья...
Помню тихий звон браслетов на её запястьях!

Ночь

День уходящий отпел на черёмухе дрозд,
И, на работу придя по небесным часам –
Ангелы ночи гвоздями серебряных звёзд
День свой, лиловый, начнут прибивать к небесам.
Ночь! Спорят с светом ночи, фонари.
Ночь! И моя седина не видна.
Ночь! Потаённую дверь, отвори,
Где каждого встречного в губы целует весна…
Где ветер – великий кочевник, космат и упруг,
А волосы девушек пахнут, как море и сад,
Где я, словно ласточка в небе черчу полукруг –
Навеки свободный от власти бетонных громад…

День сероглазый в окошко моё постучал.
Словно пришедшая поздно влюблённая дочь,
- Ветер. Сказала жена, наливая мне чай,
Чашка полна, в ней искрится и плавится ночь…
Ночь – дремлет в норке крота на лугу,
Ночь – в каждой тени таится, как тать,
Ночь – я к тебе по закату бегу,
Чтоб вновь потаённую дверь отыскать в благодать….
Где ветер – великий кочевник, космат и упруг,
А волосы девушек пахнут, как море и сад,
Где я, черной ласточкой в небе черчу полукруг –
Навеки свободный от власти бетонных громад…
И чёрные бездны галактик, как луч и как взгляд
Пронзаю навылет, как толщи времён, Архимед,
И чувствую, как сквозь меня, непорочно зачат,
Струится волна за волной перламутровый свет…

День уходящий отпел на черёмухе дрозд,
И, на работу придя, по небесным часам –
День свой, лиловый, гвоздями серебряных звёзд,
Ангелы ночи начнут прибивать к небесам.
Ночь!
Ночь.
Ночь,
Ночь…

Провинция

Не вам, высокомерные столицы
Приют высоким давшие умам,
Не вам спешу сегодня поклониться, -
Станицам, да раённым городкам,
Где не укрыты улицы асфальтом,
Где дети летом бегают в пыли,
И дачникам, столичным эмигрантам,
Покойно от дыхания земли.

Вне суеты вуаль цветущих вишен,
Дожди и звёзды бродят по дворам,
И потому, наверное, здесь слышен
Деревьев разговор по вечерам,
Идут на крик погонщика гортанный
Стада с неторопливостью веков,
И с надкрылечных кружев деревянных
Глядят глаза ушедших стариков.

Провинции – свирепые матроны
И ропот иноверцев и славян,
Провинция – как задрожали троны,
Когда гулял весёлый Емельян,
А дерзкий старец из степной Калуги
Версту переменивший на парсек
Повёл свои «разбойничии струги»
В бездонный космос, ХХI век.

О, богатырь, что взрос под скифским небом,
Провинция, и в род и в недород,
Ты золотым, литым, тяжелым хлебом
Кормила встарь и кормишь, наш народ,
А время, невесомей паутинки,
Хоть и сметает царство, но боюсь
Бессильно пред российскою глубинкой
Которой имя есть – Святая Русь –
Безмерная, подёрнутая синью
Надежда, в грозный час Судного дня!
Ковчег для человечества, Россию,
Баюкает усталая Земля.
Медвежью шкуру на плечи, Россию,
Накинула озябшая Земля.

***

В лесу, где веет Бог, идти с тобой неспешно...
Вот утро ткёт паук - смотри, не оборви...
А слышишь, как звучит медлительно и нежно
в мелодии листвы мелодия любви?

По утренней траве как путь наш тих и долог!
Идти бы так всю жизнь - куда, не знаю сам.
Давно пора начать поклажу книжных полок -
и в этом ты права - раздаривать друзьям.

Нет в книгах ничего о вечности, о сини,
как жук попал на лист и весь в луче горит,
как совести в ответ вибрируют осины,
что белка в нашу честь с орешником творит.

А где была любовь, когда деревья пахли
и сразу за шоссе кончались времена?
Она была везде, кругом и вся до капли
в богослуженье рос и трав растворена.

Какое счастье знать, что мне дано во имя
твоё в лесу твоём лишь верить и молчать!
Чем истинней любовь, тем непреодолимей
на любящих устах безмолвия печать.

1990

Учительница танцев

Учительница танцев – танцует, как богиня
Несчётно отражаясь в туманных зеркалах,
Немного тороплива, смешлива, говорлива,
Она весь день порхает на лёгких каблучках.

Она темноволоса, по-скифски чуть раскоса,
Её целуют росы, цветы и малыши,
Её сердечко лижут соблазны ста Парижей,
Но мы пройдём чуть ниже по улочкам души.

Нам встретятся Надежда, Любовь, Добро и Нежность,
Заплаканная Верность, святая Простота,
Венком судьбы играет и не подозревает,
Что завтра уезжает сестрёнка Красота.

А в танце, в пене света, в синкопах рок-балета,
Где молодость, где лето, ей боль и та – сладка,
И льётся дискотечность, и плавится рок-вечность,
И бьётся бесконечность, как жилка у виска.

Учительница танцев танцует, как богиня.
Танцующей богине нельзя не ослеплять,
Как ангел на портрете, как дьявол на паркете,
Ей, чтобы жить на свете нельзя не танцевать.

Диалог на кухне или мир увлечений

- Я с своей повстречалась подругой,
Помнишь Витку, из Сашкиной группы?
Они ехали с дачи с супругой,
Ей на тридцать,
Но выглядит супер,
Они в гости меня затащили –
Не квартира, а чисто музей,
И пока меня чаем поили
Всё смотрела на их колизей…
Да, умеют, ох, умеют, эх, умеют люди жить,
Толь торгуют, толь воруют
Не расскажут ведь ни в жисть!
Как же, Колька нам прожить?
…Буль-буль…
У неё муж – редактор газеты,
Дочь Мария на скрипке играет,
У неё пятьсот рэ в лазарете,
Да он тысячу сто получает,
Подарил ей цепочку крутую…
И ушла я в дождя окоём –
У нас тыща семьсот, вкруговую,
Да на триста бутылок сдаём!
Почему же у той, Ниферти,
Всё – у нас, хоть шаром покати?!

Да, умеют, ох, умеют, эх, умеют люди жить,
У тех папа, у тех лапа,
Как же, Колька нам-то жить?
- Знаешь, Светка, покажем всем шиш,
По пять капель, да двинем в Париж!
…Буль-буль…
. . . .
На Майями дожди и штормит,
Светка спишь? А я двинул в Мадрид! -
…Буль-буль, буль-буль, буль-буль…

* * *
У Бога нет рабов, а есть лишь сыновья,
Помощники, творцы в узде Отцовской воли,
Свободные, как ветер в чистом поле –
Они творят во славу бытия.
А кто живёт в ошейнике раба,
Прикованного к вёслам на галере –
Что ж, сам себе избрал удел по вере,
Но не закрыта дверь, не кончена борьба!

В добрый час, в добрый час, поспеши,
За тобою Великий Спасатель давно выслал шлюпку,
Но найти в океане бушующем душу-скорлупку –
Нелегко, ты Ему, хоть, рукой помаши.

Я, как и вы, иду сквозь этот мир
Дорогой в никуда, из пункта «ниоткуда»,
Исхлёстанный ветрами, с верой в чудо,
Невзгодами иссеченный до дыр.
Но серебром поёт моя труба:
«Вставай с колен, раздавленный калека!»
Из-за раба не видно человека,
Но жизнь не кончена, не кончена борьба!

Читающий – кто светел, чист и свят,
Пускай возьмёт и бросит в меня камень,
А преисподней негасимый пламень
Да не опалит тех, кто жизнью смят…
Но начав путь с убогого крыльца,
Идя вперёд упрямо, колченого,
Раб Люцифера станет сыном Бога
По промыслу великого Творца.

В добрый час, в добрый час, поспеши,
За тобою Великий Спасатель давно выслал шлюпку,
Но найти в океане бушующем душу-скорлупку – нелегко,
Ты Ему, хоть, рукой помаши!
Хоть рукой помаши.
Хоть рукой помаши…

Вирусы

Тут как-то двое встретились
И первый доложил:
- Вчера бабёнку стройную
В постель я уложил.
Ах, как она стонала, захватывало дух-
- А мне, - второй посетовал, -
Везуха на старух –
И разбежались в стороны,
В делах, аж гай шумит, -
Один был вирус гриппа,
Другой был – гепатит.

Ах, женщины и девы,
Кто юн и те, кто сед,
Джульетты, Параскевы,
Храни вас Бог от бед.
Пусть беды посылают
Мужчинам за грехи,
А вам за грех пусть дарят
Французские духи,
Духи, цветы, стихи,
Простите…
Ап-ч-хи!

Капитаны

Я помню себя мальчишкой,
Вихрастым и босоногим
Носился в заплатанной майке
С друзьями по пыльным дорогам.
В ручьях заменяли корветы нам спички,
Мы громко смеялись,
Пираты и капитаны
Мы в струях дождя купались…

Всё проходит. Тает лето.
Лето, осень, осень, лето –
Год за годом, молча, входит
В босоногих капитанов
Лёгких спичечных корветов.

И приходит время гонки:
Кто умнее, кто сильнее,
Кто счастливей, кто наглее,
Кто талантливее, злее,
Кто умеет бить и гнуться,
Чей гребок прилажен к вере,
Финиш – если жилы рвутся –
Нет корветов – есть галеры…

День, серебряные искры
бьются в окна электрички,
Новые бегут мальчишки
По ручьям, сопровождая спички
Брошенные в пасть потока…

* * *
Всего-то нам недостаёт,
И всё-то мы перебираем,
И ищем-то чего, не знаем,
И мним, всё видеть наперёд.

Нам радость прежняя горька
И день, как стёртая монета,
Мы тихо сетуем, что света
Не достаёт у ночника.

Побег замыслив, ждём вестей,
Свободу обретя, страдаем
И вновь на место водворяем
Себя ударами плетей.

И каждый пишет свою быль,
Тот кистью, тот пером морщинки,
Лежит на письменной машинке
Не потревоженная пыль.

Готовы к ветру паруса,
Вдохнуть бы вихри в автострады,
Но тех домов, где жить бы надо
Позатерялись адреса.

Всего-то нам недостаёт,
И всё-то мы перебираем,
И ищем-то чего, не знаем,
И мним, всё видеть наперёд.

Романс о бумаге

Мой белый лист линованной бумаги.
Моё перо тебя не очернит,
Пусть оно рвётся, пусть оно спешит, -
Не сдерживай стремительной отваги.
Люблю тебя, мой девственный простор,
Вместивший в черный иероглиф знака
Слова Платона, Данте и Бальзака,
Песнь песней и эпистолярный вздор.
Укутанная в белые меха,
Ты кажешься уснувшею вершиной,
Чтобы взорваться, прогреметь лавиной
Опального и гордого стиха.
Ты зеркало моё, моё крыло…
И в сладкой муке оплодотворенья
Сливаются в сомнении и прозрении
Бумага и истёртое перо.

Учитель

Не ищите книжной мудрости,
Книга – лишь самоучитель,
Лекарем от скудоумности
Был, от праотцев, учитель,
Он простит твоё незнание,
Он на лоб положит руку
Объяснит нам мироздание
И простит любую муку.

Много зёрен в спелом колосе,
А колосьев поле целое,
Мудр не тот, кто крепче в голосе,
Кто выдаст чёрное за белое,
Кто своё отстроил здание –
Жаль, в нём место нет тебе…
Мудр учитель тот, кто знанием
Проторил нам путь к себе.

Труден путь, порой мучителен
До заветной чудо дверцы…
Познакомься же с учителем,
Ему имя – твоё сердце.

Встреча

А мир лучился, мир сиял,
Плескался свет в ладонях дня,
Июнь пригоршнями бросал
Его на лица и дома,
И пахло скошенной травой,
И тополь, наклоняясь слегка,
Качал зелёной головой
Вдаль провожая облака…

- Привет!
- Привет!
-Ну как дела?
Ты всё бежишь, ты всё спешишь? –
И с губ её летят слова,
Как воробьи с намокших крыш.
А в моём сердце, этот тон,
Как камень, брошенный в горах
Летит лавиной в сотни тонн
Прожитое сметая в прах!...

А мир лучился, мир сиял,
В ладонях дня плескался свет,
Июнь пригоршнями бросал
Его, как россыпи монет,
И пахло скошенной травой,
И тополь, наклоняясь слегка,
Качал зелёной головой
Вдаль провожая облака…

У моей лютни звук иной,
Но в партитуре прошлых лет
Я слышу, как поёт гобой
И вторит в такт ему, кларнет…
Их души жарко обнялись –
Чуть дрогнула в руке рука…
Когда ж ты промелькнула, жизнь?
- Ну, я пошла?
- Пока.
- Пока…

А мир лучился, мир сиял,
В ладонях дня плескался свет,
Июнь пригоршнями бросал
Его, как россыпи монет,
И ослепляло синевой,
А тополь, наклоняясь слегка,
Качал зелёной головой
Вдаль провожая облака…
Вдаль провожая облака…

Песня о рыбаке

Жил на свете рыбак и была у него
Только лодка и пара вёсел.
Был он беден и чист, как слеза, как роса,
Как подбитая холодом осень.
Обходила его стороною беда
Громыхая раскатами где-то
И надёжно скрывала от взглядов гряда
Его лодку и мокрые сети.

Был спокоен рыбак, словно взор мудреца,
Напевая, ловил свою рыбу.
Но однажды на кромке сырого песка
Он увидел во время отлива
Чей-то маленький след, но морская волна
Смыла абрис босой незнакомки –
Будто солнечный луч обронил сатана
На песок из походной котомки.

А в расщелине скал замерцала свеча
Осветив перекрестие рамы,
И заныла чего-то душа рыбака
Неприкаянно и устало,
А свеча всё горела, манила свеча
Изгибая дугою пространство
И скатилась, как шарик душа рыбака
По дуге, чтобы не возвращаться.

Кто же в капле дождя разглядит океан,
В пыльном ветре набег Тамерлана,
Даже тот, кто имеет пророческий дар -
Что увидит, глядя из тумана,
Разве думал рыбак, проходя по песку
Что за тайной чертою порога
Его ждёт, обряженная в мини-мечту
И сума, и тюрьма, и дорога.

Хорошо быть черепахой, жить без стрессов и газет,
Щеголять в одной рубахе три-четыре сотни лет,
Жить всегда в курортной зоне южных пряных островов,
Плавать в окияне-море, знать солёный вкус ветров.

Хорошо быть черепахой, снёс себе сто штук яиц,
Двести, если с прибабахом, ни таможен, ни границ,
Отдохнул на теплом пляже, и поплыл ни клят, ни мят –
Куда сердце пожелает, куда оченьки глядят.

Хорошо быть черепахой, океанский пить простор,
Быть спокойной, как Шумахер, как философ Протагор,
И закончив век бродяжий, с ревматической ногой,
Спать в лагуне под корягой, словно ключик золотой.

Но а я, друзья, как веник, в дождь и стужу, летний зной.
Всё тружусь, за-ради денег, часто даже в выходной.
Гребень, черепаший, старый.… Есть мечта, дери всё прах!
Я поеду на Канары, чтоб увидеть черепах,
Чтоб потрогать черепах, чтоб отведать черепах!

Маленький мальчик рисует на асфальте
Свой маленький домик, свои терема,
Цветные мелки в неуверенных пальчиках
Старательно строят цветные дома.
Что видит – то чертит, рисует, что знает,
О, зодчие, вот он ваш голый король…
А город быстрее его вырастает,
Играя в спектакле заглавную роль.

Ах, роли, нам всем уготованы роли,
Роль умника – быстро освоит дурак,
Враги в твоём доме съедают пуд соли,
Друзья примеряют шутовский колпак.
Замечены в роли немых манекены,
Толпа изгибается, как акробат,
И лица серы, как от кровопотери
И некому взглядом ответить на взгляд.

Актёры играют заветные роли –
Ромео добыл для Джульетты ковёр,
Наш умница Гамлет пошел в каскадёры –
Асфальтовый город – ты их режиссер.
Ты мастер бездушных теле-декораций
Экранных смертей и счастливых концов…
И смотрит из пыльного шкафа Гораций
На белые лица живых мертвецов.

А мне, пробираясь в толпе одиночеств,
Сокрытых талантов, невольных убийц,
Так хочется, чтобы он вышел из ночи
Мой маленький мальчик, мой сказочный принц.
И белым мелком в многотомник асфальта
Он правду святую вписал от руки,
И ветер весенний рванётся из пальцев
И в сердце пустыни забьют родники.
А правда польётся по нервам проспектов,
Наполнит ладони больших площадей,
И тысячи тысяч отгрохают церковь
Любимым, любящих, любимых людей.

Мы пьём за то, чтоб сто пудов
У наших детей было.
И что бы все в жизни сбылось
И жизнь их не била.
Чтобы они по жизни шли
С радостной улыбкой.
И старались учиться жить
На чужих ошибках.
Мы пьём за то, чтоб стороной,
Их обходили печали
И чтобы в этой жизни земной
Удачу всегда встречали.
И чтоб они увидеть могли
То, что мы не видали.
Просторы нашей необъятной земли
Дивные дальние дали.
Мы пьём за то, чтоб у наших детей
В жизни все получилось.
Построить дом и родить детей
И дерево тоже ветвилось.
Чтобы они всегда и везде
Только добро творили.
И чтобы они к чужой беде
Неравнодушными был

Я листаю старый альбом
Пожелтевшая память времен
На страницах за рядом, ряд
Фотографии молча стоят.
В каждой замер времени миг
Навевают на сердце грусть.
Лица близких моих и родных.
Их, которых уже не вернуть.
Я с волнением смотрю на них
Вспоминая, былые года.
Вижу бодрых их и живых
И такими их вижу всегда.
Говорят, они мне держись,
И не надо о нас грустить.
Мы достойно прожили жизнь
Дай Вам бог ее также прожить.
Старый альбом, старый альбом
Хроника прожитых времен
Старый альбом, старый альбом
Вечная память в нем.

Нам не так уж много осталось
Только мы не знаем сколько
Постарайтесь любить друг друга
И не делать друг другу больно.
Слово, брошенное сгоряча
Ранит в сердце как турецкий кинжал.
Лучше б сразу топор палача
От тех слов, что кто-то сказал.
Вы не бойтесь друг другу сказать
Те слова, что в душе храните.
В крепкий узел морской увязать
Между Вами незримые нити.
И старайтесь, любя прощать
Все обиды и косые взоры.
И друг друга не огорчать
Подозреньями и оговорами.
Постарайтесь терпимей быть
И к словам, и к ошибкам друг друга
В отношениях лед растопить
И уйдет между вами вьюга.
Вы не бойтесь ласковых слов
Мир от этого станет добрее
Нашу землю спасет любовь
Ведь любовь всегда уцелеет.